Л.В. Сурова. Оглядываясь на Заповеди. М.: «Троица», 2011. 206 с.

Людмила Васильевна Сурова – литератор (член Союза писателей России) и педагог, автор нескольких художественных книг и нескольких книг по православной педагогике. Среди последних – и книга «Оглядываясь на Заповеди». Основная ее часть представляет собой литературно обработанные лекции, прочитанные Суровой на курсах православных педагогов Отдела катехизации и религиозного образования МП.

 Эти лекции (а соответственно, и книга) основаны на педагогическом опыте автора и рассказывают о том, как воспитать в ребенке покаянное сознание и, шире, как научить его жить церковной жизнью, помочь ему почувствовать реальность духовных законов и близость к нему, к ребенку, Бога и святых.

«Мы должны осознавать главную цель всех наших занятий и подготовительных бесед к исповеди – выработать у детей жизненный навык оглядываться на Заповеди Божии <…> Заповеди просты, а жить по ним трудно. И заучить их мало, надо, чтоб возник страх нарушить Божий закон» (с. 8, выделение Суровой).

Композиция книги проста: разговор строится как последовательный разбор смысла десяти заповедей. В тексте сочетаются две основные формы подачи материала: размышления, адресованные родителям, и примерное воспроизведение речи взрослого, обращенной к детям во время занятий.

Необходимо отметить, что разговор о каждой из заповедей в книги Суровой –предельно конкретен: автор пытается показать, как донести смысл заповеди до детей разного возраста, исходя из их житейского и духовно-психологического опыта: «Какие грехи у детей начальной школы? Жадность, обман, воровство, драки. А старший возраст (15 лет) – курение, пьянство, блуд, издевательства, трусость, воровство уже в других размерах. Жестокость, насилие, втягивание других в компанию, когда сам человек не хотел… Разговор о Заповедях – разговор о жизни. Жизнь у отроков и юношей разная, объединять нельзя.

Теперь – среднее звено, самое впитывающее, чуткое, разумеющее (9-12 лет). Какими духовными болезнями болеют в этом возрасте? Хитрость, вранье, лень, насмешки, зависть… <…> Беседы по Заповедям надо будет организовать с детьми разных возрастов совершенно по-разному – всем говорить обо всех Десяти заповедях, а вот акцент делать разный. В одном возрасте на каких-то Заповедях нам придется больше останавливаться, на каких-то меньше, но ни одной не следует пропускать, оставлять на потом. Почему? Ребенок растет, мы не знаем, какой следующий поворот в его жизни будет, какие искушения грядут. Все Заповеди надо держать в сознании, что-то в активной, оперативной памяти, что-то в глубине, в архиве, а понадобится – все вспомнится» (с. 11).

В книге Суровой можно найти много примеров того, как, по мнению автора, следует раскрывать ту или иную духовную тему с ребенком определенной возрастной группы. Например, вот так может выглядеть разговор с юношами о второй Заповеди («Не сотвори себе кумира…»): «В среднем возрасте и, особенно, в старшем, кумиротворение представляет большую опасность. Восхищение сильными мира сего, артистами, рок-звездами, суперменами <…> вот то, что пропагандирует массовая культура <…> А давайте нарисуем это на нашей лестнице. Что получится? Юноша как будто держит на плечах другого человека, который Бога-Творца загораживает. А легко ли расти, если у нас кто-то на плечах? Можно ли двигаться, идти? Наши близкие, родные, учителя – все, кого мы любим, стоят рядом. Нарисуем их. И твой друг и товарищ, он тоже должен вот тут стоять, рядом со всеми. Тут же и певец, которого ты любишь, и футболист. Не надо никого «выбрасывать» из сердца, важно, чтобы они все стояли рядом – но не сверху.

Вот что предлагает эта Заповедь: люби того, кто тебе нравится, но не ставь над собой никакого образа, кроме Христа Спасителя – подражать можем только Ему <…> Юношам, да и подросткам, непременно надо сказать об обязанности человека пройти свой путь жизни, служить миру своими способностями, жить своими чувствами – только так умножаются сокровища души каждого человека. Мы не должны жить по образу или по указке какого бы то ни было человека – Господь каждого, поклоняющегося Ему, ведет единственным путем» (с. 33).

А вот как, по мнению Суровой, нужно соотнести заповедь «не убий» с жизнедеятельностью малышей (здесь уже автором взята не форма прямого разговора с ребенком, а размышления, адресованные родителям): «Для маленьких детей акцент делаем на сохранении, охране Божиего мира – не причиняй боли, не разрушай живого, не пресекай жизнь.

Но нельзя строго судить маленьких детей, любопытство ребенка порой выглядит как жестокость. Ему непонятно, почему лапка у косиножки, когда ее отрываешь, продолжает сокращаться; может быть, так только у этой – попробую другую. Тут взрослым важно не перебарщивать с укорением: удостоверился – и больше не уродуй! Пусть насекомое живет в том виде, в каком его создал Господь. Вот, пожалуй, та мера, которая необходима и достаточна в подобных случаях» (с. 68).

В каждой главе – изобилие духовно-психологических наблюдений над внутренней жизнью детей, множество живых примеров и конкретных советов, творческих идей возможных поворотов разговора о заповеди. Разговора предельно широкого, вбирающего в себя множество тем, напрямую с заповедью не связанных, но важных для укоренения ребенка в церковной жизни. Многие из затронутых вопросов будут актуальны и для церковной жизни самих родителей. Например, очень проникновенно и вдохновляюще рассуждение Суровой о необходимости жизни православной семьи по церковному календарю: «…самое лучшее, чтобы настенный календарь, выпущенный Патриархией, или как его еще называют Церковное расписание, висел где-то рядом со столом. Завтрак, ужин, когда и обед, семья собирается вместе – а какой у нас сегодня день, кого чествуем, какого святого? Ему и поем тропарь, кондак, величание, вспоминаем житие святого, соотносим его с нашей сегодняшней жизнью <…> Почему нужен календарь-расписание, а не художественный постер с красивыми фотографиями храмов и репродукциями икон? Художественные образы в первую очередь служат эстетическому чувству, а для воцерковления ребенку, да и взрослому, нужно прямое руководство к личному духовному действию, то есть точное указание святых, которых сегодня чествуем, икон, явленных в этот день, евангельских событий, которые мы проживаем каждый год, и библейских чтений. Только тогда возникает это удивительное ощущение новой реальности, которая есть в Церкви – нового пространства жизни <…> Евангелие дня – это не только воспоминание священных событий, но духовное наставление, которое дает нам Церковь в этот день. Эти святые слова связаны с Промыслом Божиим, с внутренним движением всей нашей жизни. Христиане знают, как часто в них находишь ответ на возникший именно сейчас, порой еще не заданный вопрос. Слово Божие – верный проводник на путях жизни каждого человека.

Евангелие дня выполняет еще одно великое дело – оно реально единит чувства и умы всех православных христиан, предлагая им в один день в разных городах и странах один и тот же отрывок из Священного Писания. Он одновременно переживается и осмысляется многими людьми и через них входит в сегодняшний день. Так, даже не зная друг друга, христиане создают на земле особое духовное пространство, и центром его является слово Евангелия. Вот каково просветительское и собирательное действие Церкви в мире!» (с.43-44).

В этом отрывке, помимо всего прочего, очень важен духовно-психологический ориентир, являющийся стержнем педагогической концепции Суровой: для воцерковления ребенка необходимо не просто сообщать ему ту или иную информацию, а помочь ему вобрать предлагаемый духовный опыт в собственный внутренний мир и пропустить его через собственную жизнь, «попробовать на вкус», на ощупь… Какие слова найти для этого, как затронуть душу ребенка, и каких крайностей при этом нужно избегать – это подсказывает нам книга Суровой: «…Ложь дает трещину в отношениях. Товарищество, дружба не терпят лжи. А ведь ребенок наш наверняка очень хочет иметь друзей – так будь верным! Не лги никому, не учись самому делу лжи! <…> Ложь – грехопадение слова, никакой новый порядок ей не утверждается <…> с ложью воцаряется хаос.

Поняв это, дети сами захотят покаяния и будут учиться ему. Мы же объясним: солгал – найди в себе силы сознаться! По молитвам Господь исправит вранье; беды, что могла быть, не случится: не пойдет наш грех по свету разрушительным смерчем предательства, отступничества, себялюбия, мстительности, жестокости. Вот это для честного детского сердца важнее всего – чтобы мой плохой поступок не лег камнем на плечи других, и, подскажем ему: на грудь всей жизни, не замутил грязью ее потока. Вот для чего исповедуем ложь – чтобы сохранить жизнь. Бог может заградить путь начавшемуся ложью камнепаду, но нужно наше отречение от лживого слова, наше покаяние. «Любишь ли меня, Петре? – Паси овец моих!» Троекратное отречение, и троекратное исповедание – и жизнь освобождена, путь праведный открыт.

Но есть и другая, «опасная», сторона признания – люди прощать не умеют, даже маленький ребенок это знает, обиды помнятся, и ложь все равно ложится пятном на раскаявшегося лгунишку. А как ему жить потом с этими людьми, как играть с ребятами? Если он не сознается, дело как-то замнется, забудется, а если признается – войдет в историю. Вот и хочется, чтобы ревностные христианские педагоги «не наломали здесь дров».

Публичное признание во лжи – есть крайняя мера смирения, вынести которую без психологических травм, без ломки личности может разве что монах. Требовать этого от детей не нужно. Признание во лжи – акт духовно-интимный, оно должно быть совершено на исповеди» (с. 104). И далее – еще одно интересное рассуждение о той форме исповеди, которая часто встречается в жизни детей: «В жизни бывает, что ребенок <…> может открыться, доверить свой грех кому-то близкому, родной душе – только никому больше не говори, даешь слово! В таких случаях совершается душевная нецерковная исповедь, сердце отрекается от лжи при сведетеле, раскаивается, сокрушается – как я мог! Слышит ли Господь это отречение? Не можем сомневаться в этом, слышит и принимает кающегося. И все-таки учим приносить покаяние церковное: нам ведь надо оторваться от врага, пленившего нас, а он так просто не отпустит, тут нужна Божия помощь, ангельское ополчение» (с. 105).

Разумеется, книга Л.В. Суровой – не инструкция, которой нужно следовать дословно. Не все отдельные идеи и примеры кажутся одинаково удачными. Например, в разговоре о седьмой заповеди (о грехе прелюбодеяния) автором поднимается тема целомудренной семьи, где супруги не вступают друг с другом в интимные отношения. Первыми автор вспоминает, разумеется, святых Петра и Февронию. Далее звучит следующий текст: «Но подвижнические семьи, подобные этим (т.е. семье Петра и Февронии – Е.В.), были и позднее в нашей истории. Можно рассказать о семье замечательного писателя, исследователя творчества Лермонтова, историка театра Сергея Николаевича Дурылина. Когда-то в тяжелые годы голода и нестроений отец Алексей Мечев обратился к одной из своих добрых прихожанок: «Сохрани нам его!» И душа русской девушки откликнулась на этот призыв – девичьи мечты были оставлены ради служения человеку культуры. Имя этой замечательной женщины Ирина Комиссарова. «Мой добрый ангел» - называл ее Дурылин, сумевший столько сделать в культуре с ее помощью. Целомудренным был брак и святого праведного Иоанна Кронштадского. Были и другие…» (с. 85). Из прозвучавшего легко сделать вывод, что праведный Алексий Мечев благословил Ирину на брак с Дурылиным. На самом же деле речь шла о том, чтобы Ирина последовала за Дурылиным в ссылку и помогала ему там с бытом. Благословить Дурылина и Ирину на создание семьи, пусть даже «целомудренной», святой не мог, ибо Дурылин был в то время не «человеком культуры», а прежде всего священником-целибатом. Что произошло с Дурылиным дальше, почему через несколько лет после смерти праведного Алексия они с Ириной зарегистрировали брак (хотя, судя по некоторым воспоминаниям близко знавших их людей, они действительно жили как брат и сестра), а главное – почему после ссылки Дурылин отошел от священнослужения и из иерея Сергия стал «историком театра» и «исследователем творчества Лермонтова» Сергеем Николаевичем – это тема для отдельного разговора[1]. Разговора непростого. Разговора предельно бережного по отношению к боли и испытаниям другого человека, но при этом честного и духовно трезвого. Если автор книги считает подобный разговор неуместным – это ее право. Но обходить столь важные факты биографии Дурылина, как его священство и последующий отказ от него, молчанием, романтизировать то, что было попущено из икономии (его брак и связанную с ним пусть не плотскую, но сильную эмоциональную привязанность к женщине), говорить о его семье как о «подвижнической» и ставить ее в один ряд с семьями святых (благоверных Петра и Февронии, праведного Иоанна Кронштадтского) кажется, по меньшей мере, неуместно.

Можно было бы привести и другие примеры отдельных утверждений и иллюстраций Суровой, с которыми хочется поспорить. Но наличие таких «спорных» моментов нельзя считать недостатком книги – ведь она и писалась с целью вызвать сотворческий отклик родителей и педагогов, не навязать им свои слова, а показать пример динамичного духовного диалога с детьми разного возраста и этим примером вдохновить на не всегда легкое, но очень радостное христианское делание – воцерковление ребенка путем совместного осмысления в свете Христовой правды всего того, с чем он сталкивается в своей повседневной жизни.

Евдокия Варакина

[1] См. об этом: Г.Е. Померанцева. На путях и перепутьях (о Сергее Николаевиче Дурылине) // Дурылин С.Н. В своем углу. М., 2006. С. 5-94; Гончаров Вл., Нехотин Вл. Отказывался ли о. Сергий Дурылин от священного сана // Православная община ХХI век. Православное обозрение. 2001. 4-5 (6-7) июня; Буздыгар М.А. Жизненный путь и духовные искания С.Н. Дурылина (1900 – 1924) // Вестник Православного Свято-Тихоновского Богословского института. Вып. 1. Скачать эту статью можно здесь: http://pstgu.ru/download/1172688801.buzdygar.pdf